Записная книжка

Однажды мне крупно повезло – я нашел деньги. Обычно я только теряю предметы, их овеществленную форму и самую суть – зачем они служат, в чем их выгода и как их приумножить, но на этот раз все было иначе. Я нашел ровно ту сумму, которая была мне нужна – ни рублем больше, ни рублем меньше. Само по себе, это было странно, но еще более странным было то, что вместе с портмоне, сиротливо лежащим на затертом мраморном полу, я обнаружил записную книжку. Поверьте, дело не в самой дрянной дерматиновой обложечке или полусклеившихся от уличной сырости страницах. Ужас в том, что обнаружив деньги в придачу с книжкой, я стыдливо обернулся по сторонам, вытряс деньги из старого бумажника и зачем-то взял книжечку с собой. Не оставил лежать, не зафутболил ногой, не растоптал в пыль каблуком, а аккуратно положил в портфель. И это я, который в жизни не читал через плечо, не заглядывал в дамские песенники, не подсматривал за соседями, не воровал чужих газет! Чудеса на этом не закончились, потому что придя домой, я небрежно переложил деньги в своей кошелек, даже не пересчитав добычу (это я-то – прирожденный бухгалтер!), и тут же раскрыл чужую записную книжку на первой страничке. Много раз впоследствии мне приходилось упрекать себя за опрометчивое поведение и самонадеянную глупость, но никогда – за то, что я не отложил в сторону самое занимательное чтиво моей жизни.

Июля 22

Кисочка моя, не обращай внимания на то, что пришлось спешно потерять твою красотку-предшественницу – уж больно она была хороша – в темной коже, с золотым тиснением, с вензелями одного чересчур известного рода, с золотым крохотным карандашиком, великолепной белейшей бумагой, она все время привлекала внимание слишком уж наблюдательных. Поэтому я не слишком огорчилась, что она ушла от меня – вместе с чудесным альбомом фотографий Нового Года и Рождества, - тоже не велика потеря. Главное, что я по-прежнему не хочу пользоваться машиной-компьютером, который мне подарили еще полгода тому назад. Можно сказать, что это дурацкие предрассудки, но они еще неистребимее, чем женская суть. Вот так.

Вообще-то, я хотела поговорить о любви. Всю жизнь я сознательно любила и желала мужчин, мужчин разных по цвету, темпераменту, местоположению, радиусу действия и так далее, но это все-таки были человеческие существа мужского пола. А теперь со мной происходит нечто необычное – я увлечена принципиально иным предметом, и описать его в обыденных красках не хватает духу. Представляешь себе, как вдруг посреди спокойного поля, уходящего под самый горизонт, начинается легкое кручение воздуха, плавно переходящее в настоящий вихрь, стягивающий с неба блаженную голубую улыбку и превращающий его в рваное холодное серое месиво. Представь себе, что это темное, бешено вращающееся единение воздуха и холода, идущее по самому дну травяного океана и достающее круглой косматой головой до узурпированных им небес, несется на огромный город, низвергается, изогнувшись причудливой запятой, на улицы, дома, людей, подхватывая все на пути, что только имеет форму и размер, и превращая это в новые услужливые игрушки, только вообрази вопли, крики, падающие камни, молнии разгневанных небес, свист распущенного ветра, и ты поймешь, насколько это зрелище может быть необычным, завораживающим, опасным и в то же время привлекательным. Я вполне отдаю себе отчет в том, что мои слова ложатся цинично на твою белоснежную бумагу, но, прости меня, тот, кто это видел – а я видела! – не может не поддаться очарованию никем не стесненной и ни в чем не ограниченной силы. Разве не этого так не хватает в мужчинах настоящего времени – они привыкли к силе, заключенной в пространстве их мозга или мозга их компьютерного «я», или в лошадиных силах, заложенных под капотом автомобилей, но в собственной физической силе и непогрешимости они уже не уверены, и потому даже там, где есть задатки силы, нет ни мощи, ни безграничности, ни самопожирания.

Когда я закончил читать первую страничку, только что прошедшую перед вашим мысленным взором, то с некоторым холодком груди вынужден был вспомнить, что в этом квартале над нашим городом пронесся настоящий ураган – со смерчем, человеческими жертвами, разрушениями частной и прочей собственности, жертвами которого стали очень многие, в том числе и я – в моей квартире воздушным потоком выдавило все стекла, разбило зеркала и вырвало с корнем несчастные растения из горшков. Мне сразу представились голые белесые корни, разбросанные по усыпанному осколками паркету, кровоточащие зеленоватым жалким соком из разбавленной водопроводной воды, используемой в качестве полива, и меня снова передернуло от отвращения. А кому-то в тот день все, в том числе вопли, разрушения и столкновение стихий, показалось прекрасной игрой природы и поводом для порицания мужчин!

Июля 31

Если помнишь, я пыталась рассказать тебе об ужасном урагане, как я его себе представляю, слегка поэтически, конечно, и не без очеловечивания  злобных природных стихий. Кое в чем я писала по горячим следам, заботясь о том, чтобы воспоминания не изгладились из моей памяти. Видение урагана впечатляет намного больше, чем мое описание, но и в том, и в другом отсутствует самое главное – причина, по которой тот или иной ураган приходит и обрушивается на невинных жителей или здания. Конечно, метеорологи и знатоки погоды приводят огромное количество мелких обстоятельств и крупных условий sine qua non, но даже сложенные все вместе, скрупулезно повторенные учеными умами в лаборатории, они не обеспечивают появление хотя бы мало-мальски порядочного урагана или захудалого вихря. Или возьми смерч, который произвел на меня неизгладимое впечатление – и не случайно, ведь я была буквально в двух шагах от того места, где вдруг подозрительно дружно зашуршала поднимающая безумную голову трава, и осталась не только невредима – на моей голове не пошевелился и волосок!  Если то, что я сейчас скажу, не вызовет у тебя мучительного внутреннего сопротивления, потому что даже бумага не все стерпит, я скажу тебе истину, какой бы нелепой она ни была. Единственное объяснение, приходящее мне в голову, которое не вызывает никаких возражений, не порождает никаких противоречивых теорий и не уводит в сторону метафизического существа, это наличие за всем этим простого материального или, если хочешь, телесного воплощения – дракона. Вот я и сказала решающее слово – дракон, и отныне я буду именовать его именно так. Еще тогда, в поле, оглушенная, но нетронутая, я ясно видела, что перемещение воздуха не напрасно и подчиняется строгому ритму, а движения смерча повторяют изгибы гигантского чудовища, скрытого низкими тучами. В один из самых страшных моментов посреди туч открылось почти правильной формы окно, подсвеченное ослабленным вечерним солнцем, и в него хлынул нестерпимый поток лучей совсем другого света – яркого, уничтожающего пламени глаз дракона. Лучи обожгли мне руки, которыми я закрыла лицо, и они болят до сих пор, особенно в солнечную ясную погоду. Я знаю, ты думаешь, что впечатлительной домашней девочке на природе еще и не то померещится, и в частности, после выпитого на той самой вечеринке необыкновенно дорогого и вкусного французского вина, но я тебе отвечу, что ожоги видели все, кто веселился вместе со мной в тот день в белом особняке нашего гостеприимного хозяина (не будем всуе упоминать его занятную, но секретную фамилию), а ведь они не были со мной на знаменитом шишкинском поле. Я совершенно убеждена в том, что причиной всех ужасных и необъяснимых природных явлений этого года, приведших к печальным последствиям, человеческим жертвам и небывалым для нашего климата разрушениям, является разумное, но злобное и хитрое существо – дракон. Именно так.

На этом месте я в негодовании закрыл книжицу, потому что в отличие от бумаги, не стерпел откровенной чуши полудетских признаний. Будучи взрослым, хотя и сравнительно молодым человеком, я не мог себе представить реальное существование гигантской сказочной рептилии, величиной от земли до неба, управляемой собственной злой волей и при этом совершенно неизвестной науке. Ни законы сохранения рода, ни частота мутаций при близкородственном скрещивании, ни наличие обжитой человеком сферы в среде обитания пресловутого чудовища, не оставляли ни малейшего шанса на то, чтобы кому-то из нас при жизни мог повстречаться подобный экземпляр. Все, что я прочел, стало быть, относилось к области чистой фантазии девушек из хорошей семьи, в меру начитанных, слегка развращенных современной культурой, цивилизацией вообще и поклонением мужчин в частности. Ее пресыщенное сознание уже не в состоянии довольствоваться любовью на земном уровне, и приходится потому переносить ее на заведомо вымышленные объекты, приписывая им невероятные качества и достоинства, коих нет у обычных мужчин или на худой конец женщин и животных. При мысли о наличии у дракона явных признаков мужского или, что еще хуже, женского пола, меня передернуло от отвращения, поскольку представившаяся картина была слишком натуралистична для эротического впечатления, и больше походила на порнографическое излишество плоти и крови. Однако стоило вернуться к чтению.

Августа 2

И все же я оказалась права. Привожу выдержки из брошюры одного современного автора (в моем собственном переводе с английского языка), найденной в Иностранке в разделе никчемных книг:

-          Драконы могут существовать хотя бы потому, что ничто не отрицает факт их возможного существования на Земле. Описания драконов, их отдаленные родственники так называемые драконы с острова Комодо, ясно свидетельствуют, что строение тела, функциональные особенности организма и поведенческий тип драконов соответствуют таковым у прочей земной флоры. Что же касается наличия у драконов двух и более голов, то тут следует принять во внимание мутагенный фактор среды, особенно действующий на крупных, почти не подвергшихся генетической перестройке животных, живущих в условиях малочисленной популяции и близкородственного скрещивания. Последнее может приводить к появлению направленной мутации, а именно -  к дублированию систем головного и отчасти спинного мозга с последующим функциональным разделением. Полагают, что головы драконов развиты неравномерно и отвечают за различные проявления высшей нервной деятельности – в частности, одна из голов занята функцией добывания и перерабатывания пищи, другая  отвечает за вопросы пола и размножения, а третья регулирует высшие процессы, связанные с условными инстинктами, так называемой “речью”, воспитанием детенышей, развитием и совершенствованием навыков полета и, возможно, некоторыми другими. Считается, что головы имеют неодинаковые размеры, в первую очередь, челюстей и ноздрей, а голова, ответственная за высшую нервную деятельность отличается слабым развитием зубов и челюстной мускулатуры, тогда как голова, занятая принятием пищи, является самой опасной и наиболее приспособленной для хищнической охоты, в том числе и на человека… Высшая нервная деятельность драконов является наименее изученной, из сообщений устных источников следует, что далеко не все головы обладают даром речи, и всего лишь одна из голов готова к самостоятельному мышлению, тогда как остальные не способны к логической оценке ситуации. Такая важная функция головного мозга, как бодрствование и быстрый сон, также присуща не всем головам одного и того же животного, и зачастую не всем индивидам. Попытка “договориться ” с драконом  обычно обращена к той самой “мыслительной” голове и зачастую апеллирует к ее аналитическим и логическим способностям в противовес мнению остальных голов с более низким уровнем развития… Драконам приписывают усиленное внимание к особам женского пола, из чего следует вывод, что подавляющее число особей относится к мужскому полу, самки редки и соответственно размножение должно осуществляться либо путем партеногенеза, либо половым путем, но крайне редко и лишь в наиболее благоприятные периоды жизни. Отсюда же можно заключить, что продолжительность жизни драконов исключительно велика по сравнению со всеми известными науке животными и составляет почти что тысячелетия в случае благоприятного исхода… Вопрос о совместимости драконов и людей в сексуальном плане (ср. легенды о похищении красивейших девушек, о детях, выросших из зубов или прочих органов дракона, о драконах, превращающихся в людей и наоборот, например, сказание о Кадме и др.), а также психологические аспекты общения контактантов пока остаются куда менее изученными, чем особенности пищеварения или охотничьи повадки этих удивительных созданий природы”. Конец цитаты.

И как тебе все это? Ни слова о том, как они проявляют себя и как им удается скрываться от пристального внимания людей к собственной персоне. Хотя кое-что, безусловно, вызвало у меня очень и очень живой интерес – когда речь зашла о контактах и любви к несчастным девушкам-жертвам (только представь себе, одна из голов поедает девушку, тогда как другая тщетно воображает сексуальный контакт с употребляемой в пищу особой, ужасно!). И все же самое главное, что составляет суть моего личного открытия, в этой книжонке отсутствует – драконы существуют, и за тысячелетия они выработали новую и весьма оригинальную манеру жизненного приспособления – они стали частью окружающей среды, воплотили собой и без того одушевленные людским воображением явления, внушающие страх и благоговейное уважение, до такой степени, что вызвали к жизни целые научные учения, тщетно пытающиеся разгадать природу тайфунов, торнадо, шаровых молний, ураганов, смерчей, града и прочих прелестей. Драпируясь в чужие одежды, драконы смогли полностью переродиться, перестали имитировать ненавистных (или любимых?) людей и стали обитать в буквальном смысле на заоблачных высотах. Возможно, им пришлось отказаться от привычной пищи и перейти на поглощение кучевых облаков или мельчайших частиц жизнедеятельности человека, выброшенных в атмосферу, а может, тайком, им и удается перехватить пару-тройку жертв, и тогда голова, обреченная жевать, радуется. Что же касается сексуальных наклонностей новых драконов (буду называть их именно так), то они, несомненно, ничуть не изменились, стоит только посмотреть, сколько девушек и женщин гибнет якобы по воле слепой стихии. Но ведь никто не интересовался, не было ли следов сексуального насилия на жертвах, найденных далеко от того места, откуда их уносил беспокойный ветер.

Взглянув на часы, я понял, что опять засиделся далеко за полночь, и утро предстоит тяжелое и беспокойное. Следовало бы лечь спать уже из одного того соображения, чтобы стряхнуть с себя тяжкое ощущение морока, исходящее от книжки, заляпанных уличной грязью страничек, исписанных аккуратным женским почерком. Меня все время не оставляло ощущение полного безумия авторессы дневника, стремительно распространяющееся на всех людей, так или иначе соприкасающихся с ней или принадлежащими ей вещами и мыслями. Отложив книжицу, я попытался представить ее внешний облик и не смог. Обычно, читая тот или иной документ, я всегда довольно точно рисую предполагаемый портрет и могу даже определить цвет волос и рост, но на этот раз ощущения мои молчали. Я не видел ни лица героини дневника, ни даже ее фигуры в целом, не представлял себе, блондинка она или брюнетка, высокая она или низенькая, худая, толстая, учится или работает. Единственное, что было очевидно, - это то, что ей не приходится заботиться о хлебе насущном и что она любит читать, развлекаться и интересуется биологией. Это, откровенно говоря, было не густо. На вопрос, почему я начал взвешивать эти известные мне на тот момент обстоятельства, есть самый простой ответ – уже тогда я твердо решил найти владелицу потерянной записной книжки. О нет, не с целью вернуть пропажу, боже упаси, просто мне очень захотелось увидеть ее, посмотреть в ее возможно, совершенно безумные глаза, взять ее руки в свои, положить руки на грудь и услышать сердце под левой окружностью, словом, мне по-мужски захотелось ее. Не знаю, являюсь ли я после всего этого законченным эротоманом, но чтение этой записной книжки вызвало у меня бешеный прилив желания, не контролируемый разумом и не подвластный рациональным чувствам. Я так захотел ее, словно это я был смерчем в далеком поле, проходящим мимо полуобнаженной девушки во ржи, словно это я, поднявшись головой до небес, готов был обвить ее своим страшным хвостом и унести с собой через дыру в порванных облаках, чтобы там спокойно насладиться ей по своему, драконьему усмотрению. Эта и подобного рода чушь обитала в моей голове в ту безумную первую ночь чтения, но страшнее всего было непреодолимое физическое влечение. Я  живу один, и женщины появляются в моей квартире примерно раз в неделю, в зависимости от потребности и самочувствия, но разве возможно сравнивать приглушенное спиртным и сознанием необходимости влечение с тем сладким ощущением предстоящего конца, когда он все длится и длится, и не в твоих силах приблизить или ускорить его? Я открыл окно в абсолютную октябрьскую ночь и ужаснулся одиночеству и полной невозможности отыскать в нашем огромном городе ту, что оставила на стертом полу ГУМа свои неведомые координаты.

На следующий день после работы, где я все время клевал носом и ходил пить кофе, я поехал на то место, где нашел деньги и книжку. Конечно же, я сделал это исключительно для очистки совести, поскольку прекрасно понимал, как мал шанс, что она будет кружить около того места, где, по ее предположениям, произошла пропажа. Я трижды обошел огромный магазин, вглядываясь в лица посетителей и пытаясь определить, не бродит ли владелица книжечки совсем рядом со мной, но тщетно. Мне явно следовало быть умней, сделал я вывод, и позвонил в бюро частных детективов. Там мне чрезвычайно грамотно оформили заказ на отыскание человека, обладающего определенным почерком (образцы приложены) и относящегося к определенной категории молодых привлекательных женщин (большего мне раскрывать не хотелось). Я также обещал снабжать агента всеми дополнительными сведениями, буде таковые имеются. После ужина я аккуратно отклеил новую страничку в книжице.

Августа 10

Наконец-то у меня есть новости по интересующему меня вопросу  о драконах. В первую голову хочу сообщить, что я впервые поехала на ураган местного масштаба с чисто научной целью и с тайной уже любовью в душе к тому, что ни разу не видела в полном блеске своей ужасной красоты. Дело в том, что Питере ожидался небольшой вихрь, и сообщение об этом прошло в средствах массовой информации. Я тут же взяла билет и оказалась в нужном месте и в нужное время. Я гуляла по Царскосельскому парку, когда небо вдруг резко сморщилось в гармошку, в лицо полетели листья и щепки, потом внезапно все стихло и разразилась настоящая буря. Передо мной с корнем вырывало деревья, кружило в безумном танце подхваченные музейные урны, обрушивало высосанную в пруду воду на попавшихся под руку посетителей. И что ты думаешь, я опять осталась цела и невредима посреди воющей толпы людей. Это наводит меня одновременно на грустные и лестные размышления о том, что а) все это отнюдь не случайно; б) я не просто так могу бродить посреди урагана без риска быть уничтоженной или покалеченной и в) это явный вызов или просто насмешка над моими догадками и гипотезами. Когда все так же внезапно закончилось, как и началось, я почувствовала себя ужасно одинокой и всеми покинутой. То ли драконы или хотя бы те их головы, которые отвечают за умственные процессы, умеют читать чужие мысли и книжки, и тогда они наверняка вознамерились доказать мне, что ураганы и смерчи суть простые атмосферные явления, и вряд ли я буду удостоена чести лицезреть их настоящий облик. То ли они всерьез обеспокоены моим уровнем знания о них, но пока не знают, что со мной сделать и, находясь в нерешительности, предпочли не трогать лихо, пока оно (то есть я) спит или безмолвствует. Непонятно.

Пока все вокруг выло и летало, я поймала себя на мысли, что все это любопытно, но не страшно, еще и потому что за мной будто кто-то наблюдал, подкидывая все новые и новые трюки и идейки в котел урагана. Словно он соревновался сам с собой, что бы такое еще выкинуть и пересоздать. Жестокое это было зрелище, если честно, потому что остальные люди и здания были задействованы всего лишь в качестве статистов, и урагану было откровенно наплевать на то, что им больно и страшно. Они были жертвами, я – заинтересованным зрителем, ураган – единственным драматургом, режиссером, актером. Мне хотелось плакать, выть вместе со всеми, бежать, но с другой стороны, я ощущала, что от меня ожидают чего-то другого, очень достойного, очень мужественного и в какой-то степени не присущего обыкновенному человеку. И поэтому я сдерживала себя как могла, все время высматривая, не проявится ли где-нибудь лицо (лик) дракона, ужасный и прекрасный одновременно. Но он не проявился, и тогда я, изрядно подмоченная жутким ливнем (для него я была по-прежнему доступна), отправилась на Московский вокзал. Там-то меня и поймало последнее дуновение дракона – оказывается, в это время в Подмосковье по непонятной причине бросило друг к другу две электрички, ехавших по параллельным путям (нота бене!), что привело к катастрофе и огромным жертвам. В Питере к тому времени небо стало безоблачно-голубым и выглядело невинно, словно лицо ребенка. Я опоздала домой на сутки из- за ликвидации последствий.

Оторвавшись от книжки, я перевел дух и тоже воскресил в памяти картинки крушения – зрелище было фантасмагорическим по своей крайней степени проявления тупой мощи. Неизвестно как возникший вихревой поток буквально снес один из поездов на путь, пролегающий рядом. Жертв насчитывалось так много, что в стране был объявлен траур по погибшим. Но как же надо, однако, надругаться над фактами, чтобы и в этом увидеть злую волю дракона. Что же касается царскосельского урагана, то его сила была весьма и весьма умеренной в сравнении с московским братцем. Из последней фразы я сделал вывод, что девушка торопилась вернуться к намеченному сроку и потому, скорее всего, работает в какой-то конторе. Судя по латинским словечкам, она неплохо знает языки, поэтому я смогу сузить круг поисков. Одновременно со звонком в сыскное агентство я пролистал подшивку журнала “Новое в метеорологии” просто так, чтобы убедиться, что наука кое-где действительно не может предложить сколько-нибудь вразумительного объяснения ярости, мощи и даже злобы и коварства некоторых природных явлений, которые древние приписывали духам, а моя авторесса – драконам. Неприятно, но факт, и более того, мне вдруг представилось, что бы я чувствовал на месте среднего свободолюбивого дракона, крайне стесненного в жизненном пространстве и молодецких драконьих забавах, лишенного традиционных тысячелетних охотничьих угодий, вынужденного прятаться и от спутников, и от радаров, и от охотников, и от самолетов-перехватчиков, и от ядерных грибов, и от чернобыльских облаков, да к тому же обремененного навязчивой интеллектуальной и сексуальной идеей. Я рассмеялся, потому что все это было слишком абсурдно, и тем не менее, что-то в этом было.

Августа 17

Свершилось!  Я его видела! Ты тут же спросишь, как, и я отвечу – из окна квартиры, вечером, печально наблюдая за закатом бледно-розового солнца, я вдруг увидела темно-синий силуэт пролетающего дракона. Конечно, он прятался за плотными начинающимися ночными облаками, но я ясно видела три головы, крылья и хвост. Летел он довольно тяжело и производил впечатление очень большого самолета и не более того. Я едва не закричала от радости того, что моя догадка подтвердилась, но совершенно не сообразила сделать хотя бы фотографию этого чуда. Достаточно, однако, уже одного того, что я его видела или, вернее, мне было позволено его увидеть. Я убеждена, что никто другой, смотревший на закат в тот день, не заметил ничего, кроме неясной тени в ночном небе. И это при том, что зрение у меня не ахти!

Августа 20

В ту ночь, когда я видела живого дракона, я долго не могла уснуть, представляя себе, как было бы здорово наблюдать за драконом в его естественной среде обитания, может быть, даже пообщаться с ним, во всяком случае, с одной из его голов, расспросить о том, как им удается жить, приспосабливаться, размножаться, что они делают с девушками и как преодолевают скуку жизни. Потом мне приснилось, что я беседую с драконом, все время стараясь держаться подальше от хищной тупой головы и головы, которая сладко подмигивает мне, облизывая губы длинным влажным красным языком. Беседа протекает неспешно, на правильном русском языке, и мне кажется, я уже хорошо знаю этого дракона. В конце он медленно взлетает, закрывая небо огромными кожистыми крыльями, от шума которых я просыпаюсь и мгновенно цепенею от ужаса – в комнате темно, в окне горит огромный красный глаз, в форточку влетают клубы дыма, а сама я лежу на кровати абсолютно голая. Я еле сдержала дикий вопль и попыталась прикрыться, однако одеяло тут же сдуло горячим ветром. Прошло что-то около минуты, открылась балконная дверь, через которую в комнату просунулся толстый пупырчатый язык, напоминающий ленту транспортера, и слизал меня с постели в мгновение ока. Я вылетела в ночь, обогреваемая горячим дыханием пасти дракона, бережно несомая впереди гигантской морды в неведомом направлении. Вокруг приятно пахло свежесрубленной парной, вдалеке угадывались очертания зубов-айсбергов, впереди горели звезды, и тут послышался голос. Поскольку я сидела почти что в пасти дракона, то оставалось предположить, что разговор ведет пресловутая интеллектуальная голова:

Она:

Ну вот, ты хотела нас увидеть, мы с тобой встретились.

Я:

Хотеть-то я хотела, но увидеть в полной красе мне так и не удалось. Единственное, что я видела, это зубы, глаза и язык.

Она:

Какая, однако, смелая. Боюсь, что если бы мы встретились лицом к лицу днем, ты бы умерла от страха.

Я:

Вполне возможно, но я хотя бы удовлетворила свое неуемное любопытство и точно бы знала, что я права в отношении основ вашего существования.

Она:

Насчет твоих гипотез премного наслышаны и начитаны. Зрение у нас отличное и читаем мы с любой высоты и расстояния. Они-то нас и привлекают.

Я:

Ты все время говоришь: мы, нас. Имеешь ли ты в виду вас как сообщество драконов или просто все свои головы?

Она:

Мы бы не стали так категорично говорить о сообществе. Мы не так одиноки, однако нас и не так много, как порой кажется. «Мы» употребляется исключительно из уважения ко всем головам, не обладающим даром речи, поскольку мы выражаем лишь наше общее коллективное мнение.

Я:

Значит, у вас царит полное единство, и нет никаких противоречий между гастрономическими, сексуальными и прочими устремлениями голов?

Она:

Это не всегда так, но часто мы едины в своем желании, тогда же, когда возможны разные мнения, предпочтение отдается самому мудрому и простому решению. Если проще съесть, чем договориться, то лучше съесть.

Я:

Как насчет сегодняшней прогулки – единогласное ли это решение?

Она:

В твоем конкретном случае решение было принято в унисон, потому что гораздо ценнее для нас было бы пообщаться с тобой и понять, чего ты хочешь от драконов, чем просто съесть или стереть в порошок.

Я:

Зачем вам знать, чего я хочу от драконов?

Она:

Нам кажется,  ты не просто так наткнулась на разгадку нашего способа выживания, и нам важно понимать, стоит ли тебя опасаться, или стоит использовать тебя для налаживания контакта с людьми.

Я:

Зачем вам контактировать с людьми, если на вашем счету тысячелетия и тысячелетия выживания в самых тяжелых условиях?

Она:

Все очень просто. Сегодня мы подошли к рубежу совместного существования – мы больше не уживаемся друг с другом. Нам, как и вам, нужны стратегические просторы, свободный полет, место для осуществления охоты и прочих замыслов, но мы больше не можем оставаться сами собой. Мы вынуждены изменить свою физическую форму в связи с тем, что вы перестали принадлежать к миру животных, как все мы, и относитесь все более и более к техногенной среде. Так и мы – стали переходить в разряд атмосферных явлений. Если бы у тебя под рукой была статистика, ты бы увидела, как резко увеличилось во второй половине XX века число природных катаклизмов. Все это наш новый облик и образ жизни. Мы резко враждебны друг другу, ибо нет катаклизмов, не угрожающих жизни и благополучию людей, и не существует людей, желающих, чтобы ураганы и бури уносили их соплеменников.

Я:

Но почему именно злобные и коварные природные явления, почему не мирное течение вод или благодатный дождь?

Она:

Это невозможно, мы хищники и питаемся всем, что исходит от живых существ органического происхождения. Мы обязаны проноситься над жилищами и обиталищами людей, чтобы улавливать все их продукты жизнедеятельности и  превращать их в равномерную массу, что-то вроде мельчайшего порошка, который поступает в желудок.

Я:

Так ли уж вам необходимо разрушать все на своем пути, служа причиной гибели людей, чтобы уловить в ноздри человеческий дух?

Она:

Только в момент страданий, несчастий или страха люди выделяют необходимые нам вещества, и поверь, мы сожалеем, что устроены именно так, а не иначе. Люди полагают, что мы едим их, разрывая зубами, или насилуем их женщин, или похищаем их детей и все с единственной целью – физического уничтожения. Но это не так, ведь зубы нам нужны лишь в качестве средств защиты друг от друга или более могущественных врагов. Смешно даже думать, что средних размеров дракон может позволить себе питаться одной девушкой в месяц, даже если это самая красивая девушка в городе. Но вот когда речь заходит о ее смертельном страхе, он может продолжаться десятилетиями, и всегда будет лакомым кусочком для дракона. Многие драконы заводили целые фермы девушек – они почему-то наиболее чувствительны к облику драконов – и жили тем, что доводили их до тихого умопомешательства, наслаждаясь их сладким нектаром.

Я:

Так значит, вы питаетесь видом и запахом человеческих страданий? Тогда мне понятно, почему во время войны почти не бывает ужасных катастроф – вам вполне достаточно пролететь над полем боя, и вы уже сыты.

Она:

Да, увы, это так. Но в мирное время мы страдаем от отсутствия пищи и просто вынуждены создавать сносные условия существования, хотя они и сопряжены с массовой гибелью людей.

Я:

Теперь, когда я знаю, как вы питаетесь, расскажи, почему вы коллекционируете женщин и есть ли у вас сексуальные влечения.

Она:

Это не так просто, как кажется. Дело в том, что ужас и страдания женщин наиболее сильны, наглядны, эмоционально понятны и потому сладки. Вот и сейчас, одна из нас получает сильнейшее пищевое удовлетворение, перерабатывая твой страх, а вторая смакует вид дрожащего обнаженного тела, соблазнительно источающего запах пота и мочи. Прости, если мы обидели тебя столь натуралистичным описанием. Мы не просто питаемся вашими эмоциями, мы эстетизируем их, перерабатываем их в чистую энергию полета тела и духа, извлекаем брильянты из не ограненных вами алмазов, ибо нет ничего сильнее страдания, ужаса, боли и ожидания. Однако, я думаю, довольно на первый раз. У тебя еще будет возможность пообщаться с нами поближе.

И тут меня плавно внесли в распахнутую дверь, и я скатилась, чуть ободрав кожу на бедрах о шершавые сосочки языка, на постель. И стоило голове только коснуться подушки, как я сразу же уснула мертвецким сном  и проспала целый день, убаюканная запахом нагретого дерева из пасти дракона. Только на следующий день мне удалось осознать, что я сама стала контактантом, через которого драконы будут пытаться донести до нас людей свои идеи, величественные и ужасные одновременно. Только вот этого ли я хотела?

Когда я дочитал последнее предложение, то почувствовал, как меня прошиб мерзкий холодный пот и что мне стало неуютно в собственной гостиной у открытого окна. Ведь если вся эта бредятина с позволения сказать правда, то никто из нас не застрахован от того, что в один прекрасный момент он не приглянется дракону и тот не захочет полакомиться его конкретно страхом и страданиями? И что, если количество драконов и их коллективный аппетит будут расти, ведь им понадобится весь мир, чтобы удовлетворить ненасытное брюхо! Боже мой, неужели я не сплю, а эта книжица не чей-то умелый розыгрыш или просто проба пера в жанре фантастики! И все же, помимо страха, я испытывал какую-то смутную зависть к драконам, к их свободному стилю мышления, к их утонченному чувству прекрасного, к их безграничным возможностям. Я завидовал владелице записной книжки, потому что ей удалось разгадать величайшую из тайн века и быть удостоенной личной встречи с драконом. Мне стало мучительно пусто в своей футлярной жизни, не блещущей ни эмоциями, ни страданиями, ни, на худой конец, впечатлениями, где самым большим событием стала эта случайная находка. Я закрыл форточку, ибо страх не оставлял меня ни на минуту, и продолжил чтение.

Августа 31

Сегодня состоялась моя вторая встреча с драконом. Обставлена она была не менее романтично, чем предыдущая,  я гуляла после работы в лесу, когда вдруг налетел сильнейший ветер, закидавший меня листьями и мусором, а уже после этого меня окутал плотный туман, котором светились одни глаза. У нас состоялся интереснейший разговор, который я привожу полностью и дословно, так он врезался в мою память.

Я:

Давай продолжим общение, я подразумеваю, что говорю с тем же драконом, что и раньше. Расскажи, зачем я понадобилась в качестве контактанта?

Они:

Да, это снова мы пришли ответить на твои вопросы. На первый существует много вариантов ответа. Можно сказать, что наша жизнь сегодня потеряла свою полноценность ввиду того, что люди перестали верить в наше существование. Даже если они видят нас воочию, они представляют себе, что это ураганы, вихри, в лучшем случае – неопознанные летающие объекты (еще одна глупая придумка людей!), но никак не живые разумные драконы, проведшие тысячелетия бок о бок с человеком. Может ли такой глубоко неверующий человек породить в глубинах своего техногенного сознания первобытный страх, глубочайшее эмоциональное переживание, не сравнимое с простым и пресным стрессом? C другой стороны, не только мы нуждаемся в вас и вашем страхе, мы необходимы вам хотя бы уже потому, что можем предложить простые и разумные ответы на вопросы, не находящие по сей день никакого разрешения. Мы в состоянии объяснить, зачем дуют ветры, почему случаются ураганы, кто придумал северное сияние, когда Гольфстрим повернет вспять и многое другое.

Я:

Но зачем нам, то есть, людям, ваши версии, даже если вы просто и крайне эгоцентрично сводите всю земную и небесную механику к собственному существованию? Неужели мы  не сможем в самом ближайшем будущем предсказать и вычислить ваши координаты, определить вас как биологический вид и даже уничтожить до такой степени, что вас придется заносить в Красную Книгу?

Они:

Это было бы слишком просто. Мы претерпели превращения, но и вы изменились. Вы так далеко ушли от живой природы, что вряд ли ваши ученые допустят мысль о разумном происхождении атмосферных и прочих явлений, а я уже не говорю о массовых эпидемиях, море, голоде, росте агрессивности и прочих явлениях глубоко нашего происхождения. Им гораздо более привычна мысль о космосе, пришельцах, потеплении климата, ядерной зиме, словом, о чем угодно, кроме естественного. И уж тем более дика будет им мысль о враждебности всего живого по отношению к человеку, оторвавшемуся от биологических корней. Ты, пожалуй, единственный человек, всерьез допустивший, что мы – не вымысел и не фантазия, если не считать того полубезумного молодого человека, книгу которого ты нашла в библиотеке.

Я:

Можно ли рассказать поподробнее об этой личности?

Они:

О, это очень романтичная с нашей точки зрения история. Так же, как и ты, он наблюдал ночное небо, ездил за нами по всему свету, всерьез анализировал катастрофы, писал во всевозможные институты и фонды, в конце концов даже издал – за свой счет – книгу, в которой всерьез обосновывал возможность нашего существования, однако он не решился пойти так далеко, как ты, - предположить, что мы – первопричина катастроф. Но простым рассмотрением вопроса дело не ограничилось, познание драконов постепенно превратилось в единственную цель его жизни. Мы посчитали излишними всякие личные контакты в силу целого ряда причин, но его это не остановило. Он начал подражать драконам в поведении, привычках, стал скрытным, сумрачным, вел ночной образ жизни, удалился от людей. И в конце концов произошло нечто невероятное, с твоей точки зрения или с позиции здравого разума – он переродился в дракона. Правда, следует признать, дракона весьма небольшого по размерам и не очень могущественного, но зато со всеми вторичными и первичными признаками.

Я:

???

Они:

Да, увы, и это стало возможным, что еще больше наводит на мысль о том, что контакты между двумя столь различными существами не только возможны, но необходимы, ибо начала стираться граница между драконами и людьми.

Я:

Но где сейчас находится этот новоявленный дракон и отличается ли он чем-либо от вас, перворожденных драконов? Можно ли на него посмотреть?

Они:

В том-то и дело, что новоявленные ничем не отличаются от перворожденных – они так же приносят людям вред, потому что питаются их ужасами и комплексами. Более того, они даже изощреннее в поиске путей выхода первоклассных эмоций. Достаточно будет, если я скажу, что крушение поездов – это его лучшая и самая оригинальная идея за последнее время.

Я:

Да, придумать такое под силу только человеческому разуму, так как сильно попахивает знакомством с историей и психологией. Но есть ли у него такие же сексуальные пристрастия, что и у вас?

Они:

В этом его единственное отличие – его головы не интересуются сексом. Он называет это возвышением – его не привлекает ни продолжение рода, ни аппетитные девушки, ни юноши, он абсолютно стерилен и занят только поиском энергии для переработки ее в топливо для полета и пищу для воображения.

Наш разговор продолжался еще долго, и я вынесла смутное ощущение, что много еще непонятно мне в жизни и быту драконов, но одно ясно без тени сомнения – они опасны для людей, хотя и интеллектуальны в высшей степени. Они наслаждаются нашими мучениями, обвиняя нас в том, что им пришлось перейти на столь своеобразную пищу вместо животного белка, как встарь, они способны находить слабые звенья в нашей цепи, превращая людей в еще более ужасных и кровожадных существ, чем они сами, общения с которыми избегают все соплеменники, они способны размножаться и постепенно заполнять ту среду, которую мы издавна считали родиной. Самое же неприятное в том, что они подобны нам – то есть тщеславны, жаждут признания своих с позволения сказать заслуг, требуют со стороны людей понимания и даже помощи в ограждении так называемого перехода людей в драконы, и даже ожидают ответных шагов по признанию их права жить с людьми и за их счет, считая людей при этом выродками животного мира! Кому понравится слышать такое, я просто обозлилась и перестала слушать бормотание в темноте. Дракон засмеялся (ужасное утробное клокотание где-то рядом с твоим лицом и запах жженого сахара) и исчез из леса. Поскольку парк виден прямо из моего окна, дома я была сравнительно быстро и сумела все внятно записать.

На следующий день я перезвонил в агентство, чтобы они проверили все московские лесопарки на предмет локальных вихрей. Более всего меня взволновала история о “полубезумном молодом человеке”, который превратился в дракона. Практически это означало, что любой мало-мальски заинтересовавшийся проблемой драконов человек имел реальный шанс – возможно, против своей воли, - превратиться в дракона. Я представил себе, как мое тело перерождается, приобретает монструозные черты, как растраивается или раздваивается голова, появляется дурнопахнущая пасть, и испытал тошноту и головокружение. Однако даже это не повлияло на мое желание встретиться с автором записной книжки. Я продолжал чтение.

Сентября 15

Чем больше я встречаюсь с ними, тем мной все более и более овладевает мысль о том, что либо я, либо они – безумны. Невозможно, чтобы хищник рассчитывал на сострадание жертвы, требовал от нее понимания в том, что он живет ее страданиями, просил помочь и поучаствовать в донесении до сообщества жертв идей о том, как лучше организовать производство первозданных по силе, первобытных по своей красоте эмоций в мировом масштабе, дабы избежать массовой гибели людей во время катастроф. Предлагается создать целую комиссию по определению взаимовыгодных условий по сосуществованию людей и драконов, в которой люди бок о бок с драконами великими и ужасными будут думать над тем, как гуманнее распоряжаться человеческим материалом. В ответ драконы обещали многое – дать власть над атмосферой земной и космической, отменить так называемые техногенные катастрофы, улучшить общее экологическое состояние, участвовать в программах освоения ближнего космоса, делиться полезными продуктами своей жизнедеятельности, как-то: драконьим молоком, выпавшими зубами и пр., (заметь, я практически цитирую наизусть меморандум “О драконах и людях”, составленный сообществом драконов всего мира), а также обеспечить долголетие в пределах разумного (по примеру самих драконов). И тут, говоря о долголетии, мы как-то случайно затронули тему драконьего возраста и бессмертия. Привожу тот разговор по памяти, но достаточно близко к тексту.

Я:

Сколько лет вы живете и есть ли у вас рецепт долголетия?

Они:

Мы не вечны, но живем значительно дольше вас. Что же касается долголетия и его рецептов, все очень просто – чем больше эмоций, страхов, страданий мы впитываем, тем меньше мы живем. Или, другими словами, воздержание от пищи – вот способ жить долго и счастливо. Мы думаем, что это касается и людей.

Я:

Означает ли это, что вы можете долгие десятилетия или даже столетия обходиться без пищи?

Они:

Увы, мы принуждены питаться, потому что чем меньше пищи мы принимаем, тем слабее делаемся, и вскоре почти утрачиваем способность улавливать запахи человеческих страстей. Те из нас, кто перешли в так называемое вегетарианство, или питались инстинктами животных и растений, быстро слабели, заболевали отсутствием интереса к жизни, теряли способность к полету и умирали.

Я:

Смерть дракона, согласно древним поверьям, заключается в усекновении всех голов дракона, тогда как потеря одной не смертельна, и вместо нее сразу же вырастает новая голова. Так ли это?

Они:

Так было в древние времена, когда драконы были меньше в размерах и охотились на людей. После великого перерождения природа смертности драконов изменилась. Голова дракона стала столь огромных размеров и приобрела такую подвижность, что отсечь ее в прямом бою (или отстрелить ракетой) практически невозможно. Однако новые драконы оказались беззащитны перед другими явлениями. Их пища стала представлять для них смертельное лакомство. Часто, переходя границу разумного и увлекаясь накалом страстей, дракон получал такую огромную дозу энергии, что его тело разваливалось на дымящиеся куски. Отчасти дракон подобен наркоману, балансирующему на грани смертоносного удовольствия. Если во время катастрофы количество высвобождаемой эмоциональной энергии легко рассчитать по известным формулам, и его хватает на определенное время определенному количеству драконов, то когда дракон начинает слишком близко общаться с определенными темпераментными личностями, способными на необдуманные радикальные поступки, наступает момент невиданного взрыва, всплеска, переработать который один дракон не в состоянии. Поэтому нам категорически не рекомендуется встречаться один на один достаточно долгое время с некоторыми из людей.

Я:

Отношусь ли я  к таким опасным людям?

Они:

Безусловно, и очень опасным. Поэтому, согласно нашей полевой инструкции, мы всегда присутствуем вдвоем или втроем. Хотя, если честно, последнее время я прилетаю один, потому что мне кажется, что у нас есть нечто большее, чем просто межвидовой контакт. Я имею в виду то доверие, которое установилось между нами.

Я:

Но ведь я по-прежнему не видела тебя целиком. О каком доверии может идти речь?

Он:

Я не хотел говорить, но в целях выживания и маскировки мы научились принимать вид, более привычный для людей. Может быть, ты вспомнишь картину, изображающую темный вихрь, принявший форму человеческой фигуры, обнимающей женщину, и тогда ты получишь представление о том, как выглядит наша земная униформа.

Я:

Не хочешь ли ты (я думаю, что ты не против столь интимного обращения) сказать, что вы принимаете облик почти что людей и скрытно живете среди них?

Он:

Да, это так. И я думаю, что сейчас пришло время предстать именно в этом виде.

Ты не поверишь, но я закрыла от страха глаза, словно ребенок, а когда открыла, то увидела темно-серое существо, неясный силуэт стройного мужчины под два метра ростом, атлетических пропорций, с длинными могучими руками и обнаженным торсом. Фигура стояла или вернее, висела в воздухе надо мной, и я готова присягнуть на Библии, я нравилась этому дракону! От него приятно пахло ландышами, свежевыпавшим снегом, теплом камина и сухой жарой сауны одновременно. Пока я стояла с закрытыми глазами, я была готова упасть и зарыться лицом в это необыкновенное облако-зверя. Словно почувствовав это, фигура отступила и исчезла, а я так и не сумела добиться ответа на животрепещущий вопрос о драконьей смерти.

Сердце мое зависло в груди, когда я прочел последние строчки. Неужели моя авторесса почувствовала сексуальное возбуждение при виде драконьего чучела, именно чучела, поскольку оно ни в коей мере не является его истинной или хотя бы праформой? Неужели темное “облако-зверь” оказалось более привлекательным при всем ужасном своем внутреннем содержании, чем сотни симпатичных московских мужчин? Я был потрясен открытием притягательности преступления против человечества, ежедневно совершаемого ее драконом-душкой, однако продолжил чтение.

Сентября 24

Это было, я сама почти не могу в это поверить! После нашего последнего свидания мы не виделись несколько дней, а я все вызывала в памяти темное облако-зверя и представляла себе, какое оно на вкус, на цвет, на ощущение, не проваливаешься ли сквозь него в неведомый мир, может ли оно проникнуть в тебя, и если может, то как оно передвигается внутри. И вот ночью я проснулась от сильнейшего беспокойства и от неотвратимого чувства потери и приобретения. Я даже не включила свет, потому что в комнате присутствовал тот необычный запах жара и одновременно свежести, присущий только новым драконам. Я открыла глаза и на фоне синего окна разглядела силуэт огромного мужского тела. Глаз видно не было, как и рта, но я ясно слышала в голове знакомый голос с едва заметным пришепетыванием:

-          Не бойся, даже нам присуще эстетическое наслаждение, не связанное с уничтожением или пожиранием. Даже мы можем возгораться без видимого пламени, таять без сухожара, тлеть без черных углей. Даже мы можем излучать свежесть без прохлады, дышать морским ветром без колючих соленых брызг, веять пахучим ландышем без капризов залежалого снега. Доверься нам, и мы покажем тебе, как любят легче пуха перьевые облака, как нежно обнимают ураганные вихри, как ласково качают тропические штормы, как трогательно убаюкивают огромные цунами, как бережно качают свирепые смерчи. Ты почувствуешь, как играют внутри тебя вселенские стихии, как сталкиваются противоположно закрученные вихри, как тебя захлестывают огромные волны. Не уходи от нас, и мы будем твоими новыми родителями. Мы будем жить тобой, а ты – нами по обоюдному согласию, и так укажем путь заблудшему человечеству.

Я почувствовала, как с моего тела спали все покровы и как оно приподнялось над постелью, словно несомое невидимым облаком. Ноги мои раздвинулись сами собой под напором сильнейшего, но в то же время нежного в прикосновении ветра. Мышцы живота напряглись, потом расслабились, я подтянула колени к животу и ощутила, как внутрь меня толчками входит ветер, чуть задерживаясь в устье узкого отверстия и необыкновенно расширяясь, так, что живот надувается парусом. Одновременно плечи мои сжимались и разжимались, грудь вытягивало вверх за соски словно смерчем, волосы трепались по ветру. И все же это было невыразимо приятно – как будто меня и насиловали, и баловали совершенно разные люди. И больно почти что не было – лишь, когда живот надулся барабаном, а потом с резким хлопком вытолкнул из меня внутренний вихрь, мне пришлось задержать дыхание, однако тут же внутри меня стало сухо, тепло и жарко, как в сауне, и тепло это стало окутывать все тело, и нагрело так, что я растаяла и растеклась и тут же кончила. И когда это случилось, я вдруг обнаружила, что лежу на кровати, абсолютно сухая  и по шею укрытая одеялом!  Самое ужасное заключается в том, что я во-первых, совершенно не уверена, что люди и драконы не могут смешиваться в одно генетическое тело, во-вторых, неизвестно, какого рода эмоции высвобождаются при таком своеобразном половом акте и как ими будут питаться драконы, в-третьих, я пользовалась человеческими противозачаточными средствами, не способными, по-видимому, действовать  против семени дракона, и имею полный шанс зачать ребенка от дракона. Одна только мысль об этом заставила меня содрогнуться, но не от ужаса, а от сознания того, что все было дьявольски задумано и воплощено в жизнь – от легких бесед к манифестам, от ужасной пасти к прикосновению ветра, от симпатии к половому акту. Боже мой, что я наделала, зачем дала себя так легко провести, подумала я в отчаянии и вдруг услышала, как за окном свистит ужасный ветер, стекла дрожат и выгибаются дугой. Неужели так чувствуют себя драконы, когда переживают сексуальное удовлетворение, нежели это их способ выпустить энергию человеческого тела, помноженную на силу драконьего естества!  Одно из стекол упало на пол и разбилось, через окно в комнату влетели скрученные в трубочку и почти перемолотые в потоке ветра листья. Я ужаснулась силе вызванного мной урагана,  а ведь это продолжалось минуты три, не больше. Едва успела записать все, что случилось, как тут же уснула.

В пустой комнате странно слышен телефон – я невольно вздрогнул от раздражающего звонка и с неохотой взял трубку. Звонили из сыскного бюро – у них почти был искомый адрес, но им требовались кое-какие детали, в связи с чем они просили внести денежный залог и дать копию найденного документа. Пришлось ехать оплачивать, но и в дороге я не мог отвести глаз от тоненьких, густо исписанных страничек.

Сентября 30

Со мной, как я теперь понимаю, произошла самая обычная история дьявольского соблазнения и превращения в ведьму. И даже если я пока не ощущаю никакого сверхъестественного присутствия в организме, скоро признаки либо превращения, либо зачатия, либо заражения проявятся с полной силой, и я не смогу больше принадлежать себе и относиться к разумному человечеству. Выход ясен, не ясен способ, ведь драконы, равно как и все, что принадлежит из роду, практически неуничтожимы и непобедимы. Что могу сделать я, чтобы не допустить ужасного кровосмешения, потери самоидентификации рода человеческого и в конце концов избежать гибели от взбунтовавшейся природы?

Меня передернуло от возмущения – взбалмошная, но необыкновенно привлекательная сексуальная девчонка смеет рассуждать о судьбах человечества, смеет решать единолично, как спасти себя и мир в придачу, когда он и сам не подозревает, что его надо спасать. Как по-женски глупо и бездарно! Однако когда я взглянул на дату последней записи (тут надо сказать, что я никогда не заглядываю в конец книги, как никогда не читаю чужие газеты через плечо и не спрашиваю, чем кончится футбольный матч, идущий в трансляции), мне почти что стало дурно: запись была сделана октября 4, то есть в тот день, когда я нашел книжечку! Всего два дня тому назад она обдумывала, как спасти человечество и в первую очередь себя от ужасных извергов или, если смотреть на вещи шире, от неведомых человечеству благодетелей. Ведь то, что оно получало взамен некоторых жалких жизней и осмысленных жертв, не поддавалось реальной оценке, поскольку в корне меняло мир и возможности людей в нем. Власть над стихией природной и порожденной человеком, знания, отмена глупой и бессмысленной смерти, овладение полетом в космосе, все это кружило голову и холодило руки. Неужели глупая девчонка не ценит то, что ее избрали тончайшей трубочкой, через которую в уши человечества должен политься сладостный бальзам. От волнения у меня то холодели, то потели руки, отчаянно чесалось в паху, когда я широким, решительно не свойственным себе шагом, в рабочее(!) время входил в двери частного агентства. Едва взглянув на квитанцию об оплате и ксерокопию записной книжки, клерк утвердительно закивал головой, словно он убедился в чем-то, что давно уже знал почти наверняка, и протянул мне бумажку с адресом. Я не мог справиться с волнением, пока в такси читал последнюю запись, оборванную на полуслове:

Октября 4

Мне кажется, я знаю, что я должна делать. Это очень грустно, но увы, совершенно неизбежно. Нет, это отнюдь не та слабохарактерная мера, о которой ты думаешь, и совсем не то решение, к которому меня подталкивают драконы. Надо сказать, что после той ночи я чувствую их везде – высоко в небе, в подворотне, в кронах деревьев, где бы они ни были, и знаю, когда они снова придут ко мне, чтобы наполнять меня ветром своих идей и семенем своего рода. Они мудры, ничего не скажешь, но их смерть, как и смерть Кощея в сказке, запрятана не так уж и далеко – в них самих. И того не зная, они открыли мне, в чем секрет их долголетия и душевного спокойствия. Они же хотели эмоции самого высокого полета, кристальной чистоты и непередаваемой интенсивности, не так ли? Они же не забыли, что за все, истинно красивое и ценное в жизни, приходится платить по самому честному счету, он же и последний?

Я всю жизнь хотела тратить деньги и себя, не задумываясь о последствиях. Сегодня у меня есть шанс не загадывать на завтра. Я пройду по всем московским магазинам, по всем ресторанам, я не буду считать и не буду считаться, потому что завтра у меня начнется новое

На этом слове оборвалась записная книжка, найденная мной 4 октября на 3-ей линии ГУМа, подумалось мне, бегущему по ступеням московского панельного дома на последний этаж, где в самом углу коридора я вдруг увидел полуотворенную дверь с нужным мне номером. Мне стало нехорошо, словно я уже знал, что случилось непоправимое. Но мне даже на минуту бы не представилось то, что я там увидел (надеюсь, что московская милиция поймет, почему я не вызвал тут же наряд). Квартира представляла собой поле битвы – мебель была скручена в жгуты, стекло покрошено в мельчайший порошок, побелка на стенах обуглилась, паркет, вставший колом, измочален. Все предметы покрывал странно ровный слой голубоватой слизи нечеловеческого происхождения, равномерно повисающий на остатках интерьера. Но и это было не самым ужасным. В комнате на кровати в луже крови лежала она. Огромный вздутый живот был намертво схвачен руками, почти по ладонь втиснутыми во влагалище. Шею пересекал неумелый кривой разрез, нож валялся тут же, у кровати. И тогда все детали мозаики прочно встали на свои места – конечно же, умная девочка нашла способ прикончить дракона в самый уязвимый момент – когда он находился в ее теле, и не было никакого выхода, поскольку руки мертвой девушки застыли вместе с ее дыханием. Самая сильная и чистая эмоция – самоубийство в момент наивысшего наслаждения чрезвычайно чувствительной и темпераментной натурой – вот что она имела в виду, поскольку только такая передозировка жизненно необходимого наркотика могла разорвать дракона на мелкие части и разметать их по квартире. Но ведь девочка не могла просто так принять частное решение, она должна была бы позаботиться обо всем роде. Я оглянулся и увидел  то, что искал. Это был “Манифест”, набросанный торопливым знакомым почерком на белейшем листе дорогой бумаги, положенный явно на видное место. Я мельком пробежал его глазами. Глупая девочка предлагала свой, дорогостоящий, смертельно опасный, полный самопожертвования путь, как избавить человечество от драконов, заставив их гореть  в пламени порожденных ими чувств и эмоций. Она призывала добровольцев принести себя в жертву, она наивно верила, что всякий, нашедший ее манифест, разделит с ней важность данной информации, убедившись воочию в правоте ее слов и метода, и сделает ее исповедь достоянием гласности. Белый лист  дрожал в моих руках, колеблемый ветром из разбитого окна. Я почему-то скомкал его и принялся рвать на мелкие кусочки. Мне вдруг захотелось сделать широкий свободный вздох, и я подошел к окну. На фоне розового предзакатного солнца ясно были видны длинные вытянутые силуэты драконов, летящих в сторону стремительно наступающей на город ночи. Я открыл пасть еще раз, взмахнул, разминая, крыльями и вылетел им вслед.