Викто`р

Мы с Виктором совсем непохожи. Я самый обычный молодой человек в джинсах и майке, а Виктор - томный, с кошачьей грацией, темными глазами с расширенными от возбуждения зрачками, опасный и ласковый одновременно. Я люблю кофе, Виктор пьет молоко. Просыпаясь утром, я сразу вскакиваю из постели, Виктор же любит потянуться всласть всем своим гибким телом. В этот момент я любуюсь им исподтишка. Я сентиментален и привязчив, Виктор независим и любит побыть один. По вечерам я часто сижу дома, Виктор почти всегда уходит на всю ночь и возвращается под утро утомленный и бесконечно довольный собой. Я практически не слежу за собой и мне достаточно простого лосьона после бритья. Виктор - другое дело, он проводит кучу времени, занимаясь собой. У меня даже создается впечатление, что Виктор никого не любит так, как себя. Я похож на ласкового теленка, Виктор часто уклоняется от проявлений чувств, хотя иногда и у него просыпается желание тепла.

Хорошо помню, как мы встретились. Дело было в Париже. Я сидел напротив северного вокзала и завтракал в небольшом кафе. Виктор стремительно вышел из-за угла мне навстречу. Я был очарован им с первой же минуты. Казалось, он скользил над мостовой, едва касаясь бренной земли. Он показался мне ослепительно красивым, недосягаемым и великолепно устроенным. Я тут же позавидовал его цельности, поскольку в его движениях и действиях не читалось никакой неуверенности и смущения. Он был хозяином этой заплеванной парижской мостовой и знал это не хуже меня. Мы познакомились. Он был неразговорчив и не выказывал желания встречаться и далее. Я угостил его любимым напитком и бриошами. Он принял приглашение, но ушел от прочих знаков внимания с моей стороны. Пока я расплачивался, он исчез без следа. Я долго шлялся по бульвару Маджента, заглядывая во все закоулки, но Виктор обнаружился только через неделю. Я старательно завтракал каждое утро в том же кафе, нетерпеливо выглядывая Виктора сквозь свежепромытые окна. Он пришел и как ни в чем не бывало подсел ко мне. Мы не разговаривали. Я почти чувствовал, что это любовь. Не знаю, было ли это известно Виктору, но он был явно доволен. С тех пор мы встречались постоянно. Я боготворил Виктора, покупал для него деликатесы, пару раз водил его в шикарную парикмахерскую, нарочно прогуливался там, где встречались мои друзья, посвящая ему самые лучшие часы дня. Мы сидели на солнышке в люксембургском саду и упивались весной и покоем. На него заглядывались женщины, и даже я купался в его отраженном свете. Я был готов многое положить на алтарь своей любви, но Виктор не спешил переезжать ко мне. Напрасно обманом и уловками я пытался затащить его - он просто не шел. Обычно Виктор исчезал и появлялся сам по себе, в тот момент, когда тоска моя достигала некоего критического предела, переходя в физическое ощущение неприкаянности и беспризорности. Он молча появлялся, будь то моя квартира в уютном квартале около сада академии, или в баре на набережной около бульвара Сент-Мишель, или на мосту над вокзалом, с которого я любил смотреть на гигантскую паутину уходящих в неизвестное мне никуда дорог, или на бульваре Клиши, где я нездорово пялился на сочные фотокарточки в скользких витринах. В тот момент меня переполняло огромное чувство облегчения, будто я долго сдерживал мочеиспускание, а потом расслаблял мышцы таза, переживая оргазматические судороги. Хитрый взгляд Виктора говорил мне, что все это было ему хорошо известно. Мы неплохо проводили время, и изредка он позволял прикоснуться к себе. Я хорошо понимал, что стоит мне перейти некую грань в воображении Виктора, куда не должен заходить мужчина, и он исчезнет мне в наказание. Мы практически не ссорились - я уступал ему во всем, включая единственное в моей квартире спальное место и освещенное солнцем кресло в гостиной. Друзья ходили ко мне нечасто, мои родители и подавно, поэтому никто не беспокоил нас во время освежающих воздушных ванн и полудремотных послеобеденных прикосновений.

Я никому не рассказывал о Викторе и долгое время был убежден, что являюсь его единственным близким другом в Париже. То, что это не так, обнаружилось совершенно случайно. Я был в гостях у одной знакомой, как вдруг мне навстречу из спальни вышел Виктор. Он не был смущен или шокирован. Более того, он даже не потрудился дать мне никакого объяснения. Девица выстреливала словами как из пулемета, одной рукой придерживая Виктора, как свою собственность. Виктор смотрел на меня холодными ничего не выражающими глазами и молчал. Я был раздавлен и скоро ушел. Виктор появился через неделю и был категорически не настроен выслушивать упреки. Вскоре я выяснил, что он общается с целым кругом совершенно незнакомых мне людей. Все они нежно любили и ждали Виктора, и всем им он не отказывал в той скромной целомудренной ласке, которой, как мне казалось, был удостоен лишь я. Я был вне себя от ревности и боли. Те дни, когда Виктор ночевал не у меня, были потерянными для жизни. Ночью я занимался мастурбацией, читал, курил, слушал музыку, порывался сочинять, словом, делал все, чтобы пустота отступала. Утром все начиналось сначала. Я потерял в весе, поссорился с друзьями, перестал видеться с родителями, получил предупреждение на работе. Я опускался и понимал, что не выдержу следующего нового поклонника Виктора. Стоило мне робко возразить против его участившихся уходов, как он стал появляться еще реже, и я испуганно замолчал. Мне было плохо, и он это знал. Я ясно видел, что он принял решение расстаться со мной и твердо собирался осуществить его буквально на днях.

Избавление пришло ко мне неожиданно, когда я любовался им, спящим на моей кровати. Он был так восхитительно спокоен и уверен в самом себе, что позволил рассмотреть себя всего с головы до кончиков ногтей. Я вышел на кухню и вернулся с ножом и крепкой веревкой. Мне удалось так удачно повредить его хрупкие суставы и косточки, что после врач в больнице сказал мне, что он никогда больше не будет ходить. Врач сказал, что только варвар мог так поступить с таким красивым созданьем, и я, якобы подобравший его на улице, был с ним полностью согласен. Виктор поправлялся быстро, и довольно скоро он уже во всю ползал по моей квартире. Я нежно ухаживал за ним, брал его с собой в люксембургский сад и ласкал на глазах у всех. Виктор примирился со своим полузмеиным существованием, и никогда не вспоминал той ночи. Правда, он уже не мог уходить и приходить по своей воле, но ведь я давал ему все, что он пожелает. Да и что еще нужно полупарализованному уличному коту, которого взял в дом и обогревает порядочный молодой человек не слишком приметной наружности?